Интервью с группой The Dogma: черная роза - эмблема печали
Dogma
Рассказывает Козимо Бинетти
Автор: Юра „Хирург“
Не было печали, так черти накачали… Один из самых депрессивных и серьезных во всех отношениях альбомов за последний год, ‘Black Roses’ (Чёрные Розы), записала группа не откуда-нибудь с ледяных краёв земли, а из солнечной Италии, где среднегодовая температура +20C, курортный средиземноморский климат, красиво, и живется даже лучше чем у нас (17 место по уровню жизни против нашего 65-го – по данным ООН). А жизнеутверждающие звуки местной эстрады - Аль Бано и Ромина Пауэр, Эрос Рамацотти, Тото Кутуньо, Пупо… И вдруг такое! За разъяснениями мы вынуждены были обратиться к гитаристу группы The Dogma Козимо Бинетти.
«Не думаю, что погода влияет на музыку! А от традиций народной музыки и всемирно известных итальянских шлягеров мы оказались далеки, так как росли в стороне от этого. Если и есть в нашей музыке что-то национальное, то это от Вивальди, Россини и так далее. И ещё. Нашу музыку питает не погода и не традиции – а наши чувства. А они далеко не так безоблачны, как наше небо. И вообще наша группа появилась в трагический период, когда умер мой единственный и самый близкий друг, он был всем для меня, заменял даже семью».
- И насколько я знаю, твоим новым другом, а потом и вокалистом группы The Dogma стал могильщик твоего старого друга – Даниэль Сантори…
«Да, он действительно работал тогда на том кладбище, и мы познакомились тогда - и в тот же день он стал для меня братом, он смог подобрать для утешения такие слова, как никто другой».
- Вокалиста ты нашел себе на кладбище, клавишника Стефано Смериглио – и вовсе в тюрьме. А как ты сам там оказался?
«Да, мы сидели с ним в одной камере, когда меня впервые замели в Анконе. У меня были проблемы с законом, потому что я вообще нервный, и иногда себя не контролирую – когда кто-нибудь наступает мне на яйца, я и убить могу. Да, меня сажали в кутузку, и не раз – но я больше не хочу, мне надо вырваться из порочного круга. Кроме того, у меня были проблемы с наркотиками, и теперь я изо всех сил пытаюсь не упасть в эту пропасть снова, а музыка очень помогает мне в этом. В жизни со мной случалось много неприятностей! Было много потерь, иногда казалось, что мир рассыпался у меня прямо перед глазами как карточный домик…»
- А руки на себя наложить не пытался?
«Нет, но думал об этом очень и очень часто. К счастью друзья помогали мне удержаться всякий раз. Да, когда мир снова и снова окрашивается в чёрный цвет и все идет наперекосяк, самоубийства избежать крайне трудно, но тут, я думаю, каждому может помочь музыка – с её помощью можно даже совсем изменить свою жизнь. Например, я написал композицию “Waiting For The Rain” когда только что пережил нестерпимую боль, так что я вложил в эту песню всю силу пережитых эмоций – послушайте её, и вы поймете, в какой бездне тоски я иногда оказывался!»
- И, кстати, как бы ты охарактеризовал ваше творчество?
«Я бы сказал, что это хэви-метал с элементами прогрессива и легким налётом готичности, и ещё – с симфоническими и электронными аранжировками. Но ещё лучше – эмоциональный, или даже догматический метал».
- Выше ты также говорил о влиянии классических композиторов, называл ваших Вивальди и Россини. А как насчет русских классиков?
«Безусловно! Я обожаю классику вообще, и среди русских у меня куча фаворитов – прежде всего Пётр Чайковский и Игорь Стравинский, и влияния их музыки можно заметить во многих наших композициях. Я помню, что был потрясен судьбой Стравинского - как мне кажется, все это нашло отражение в его музыке».
- Да, и надо пояснить нашим читателям, что жизнь этого великого композитора никак нельзя назвать простой – он родился в России, жил во Франции, затем в Швейцарии, умер в США, а похоронен в Венеции. В один год пережил смерть матери, жены и дочери от туберкулёза, заболел сам, но выжил и начал всё сначала – женился, уехал за океан, обратился к авангардным музыкальным формам в творчестве. В его жизни был и легкий инцест (он был женат на своей кузине), и конфликт с законом (он скрывался от призыва в формировавшийся во Франции русский корпус во время первой мировой войны) и неприятности с авторскими правами (он не раз неосмотрительно вставлял отрывки из других произведений в свою музыку, за что однажды поплатился)… Парижская премьера его знаменитого новаторского балета на славянские языческие темы ‘Весна Священная’ (1913) впервые в истории музыки спровоцировала зрительские беспорядки – публика подняла настоящий бунт, был скандал. А через год та же толпа уже от восторга подхватила его на руки и пронесла через площадь! 90 лет взлетов и падений, встреч и потерь, творческих свершений и неудач – вы начинаете свой творческий путь очень похоже! Я уж не говорю о вышеизложенных принципах подбора кадров в состав, но даже такой солидный человек, как Майк Террана (Rage, Malmsteen, Macalpine, Pell) оказался за вашей ударной установкой из-за какой-то там аварии…
- А что стало с бедным Марко, ты его выгнал из-за стойкой нетрудоспособности? Как и басиста?
«Да что с ним будет! Я как раз сейчас и сижу в студии Woodhouse в Германии, и вон он – стучит за стеклом по своим барабанам, жив и здоров. Мы тут уже записываем следующий альбом! Ведь понимаешь, группа для меня - как семья, и Марко её член, не скажешь же своему брату – теперь ты не мой, я тут нашел кое-что получше. А бас-гитарист да, у нас теперь новый, Массо. Но это случилось потому, что старина Стив Вауамас жил очень далеко от Анконы, ему неудобно было туда-сюда мотаться. Вот и всё».
- Дебют у вас вышел «неслабый» - за ударными сидел сам Террана, запись сделана в студии Woodhouse под присмотром такого продюсера, как Зигги Бемм (The Gathering, Tiamat), а обложку нарисовал Андреас Маршалл (Blind Guardian, Grave Digger, King Diamond, U.D.O.). И ещё в записи альбома принимали участие классические музыканты? Как ты их нанимал?
«Да, у нас звучит два оркестра: итальянский Filarmonica Marchigiana и немецкий, квартет Indigo Strings. Итальянцы просто мои хорошие друзья, а немецкий квартет отыскали для нас люди из студии Woodhouse. Оба коллектива довольно известны в своей среде. Дальше… Хор из десяти человек, все музыканты из Анконы. Знаешь, в Италии традиционно есть множество “не очень известных, но достойных” музыкантов. Я имею обыкновение ходить на премьеры всех опер в местных театрах и знаю много людей из того круга, так что достойный хор из них мне собрать не составило труда».
- Ну, так может, тебе напоследок не составит труда рассказать ещё и о том, как вы придумали название для группы The Dogma?
«Я точно уже и не помню, кто на самом деле предложил это, но зато я помню, что все участники группы отреагировали на эту идею единодушно – положительно. Слово это латинское, со времен римской империи, а ведь это история нашей страны, наши корни – и мы их любим! Но в то же время слова догма давно стало интернациональным, оно одинаково звучит на всех языках и его можно найти во всех словарях. Означает «положение, принимаемое на веру за непреложную истину, неизменную при всех обстоятельствах ». Такая постановка вопроса нам по душе. Мы – это Догма, и никто с этим ничего не поделает!»
А если вы ничего не можете поделать с печалью, вдруг охватившей вас после аудиовизуального контакта с ‘Черными Розами’, воспользуйтесь советом мудрых китайцев: "Хочешь избавиться от печали, поменяй дома местами двадцать семь предметов". А диск группы The Dogma поставь на полку, в коллекцию…